В те годы при беременности не измеряли ширину и объем таза, не делали анализов крови и не прописывали кальций. Женщины теряли зубы, каждый ребенок обходился в один зуб. Это уж был закон. А еще беременные часто бывали необычайно капризны в еде, их, как злословили некоторые, тянуло на дерьмо; считалось, что подобные причуды — расплата женщин за не прощенный Еве первородный грех.

В сравнении с иными дамами у Кэти были простые прихоти. Плотники, чинившие старый дом, жаловались, что у них постоянно пропадает мел, которым они пользовались для разметки. Ноздреватые белые бруски исчезали один за другим. Кэти воровала их и дробила на части. Набивала этими кусочками карман передника и, когда рядом никого не было, крошила мел зубами в мягкую известковую кашу. Говорила Кэти очень мало. Взгляд у нее был отстраненный. Казалось, она перенеслась куда-то далеко, а вместо себя, чтобы скрыть свое отсутствие, оставила механическую куклу.

А вокруг Кэти кипела бурная деятельность. Адам, полный замыслов, радостно созидал свой Эдем. Самюэл с сыновьями, пробурив сорок футов, дошли до воды и установили в колодце новомодную и дорогую обсадную трубу, потому что Адам признавал все только самое лучшее.

Перенеся буровой станок на новое место, Гамильтоны начали бурить следующую скважину. Спали они в палатке, еду готовили на костре. Но каждый день один из них непременно ездил домой — то за инструментами, то что нибудь передать Лизе.

Адам бестолково суетился, как пчела, ошалевшая от роскоши цветника. Он присаживался рядом с Кэти и захлебываясь рассказывал про корешки ревеня, которые только что пришли по почте. Он рисовал ей эскиз крыла, придуманного Самюэлом для ветряной мельницы. Эта конструкция позволяла менять угол наклона крыла и была неслыханным новшеством. Он мчался верхом на буровую площадку и своими вопросами отвлекал Гамильтонов от работы. И вполне понятно, что если с Кэти он обсуждал строительство колодцев, то разговоры, которые он вел, заглядывая в колодец, в основном касались родов и ухода за детьми. Для Адама то было прекрасное время, он о таком и не мечтал. Жизнь раскинулась перед ним во всю ширь, и он царил над этим простором. А лето переходило в жаркую благоуханную осень.

На буровой площадке Гамильтоны только что перекусили бутербродами из выпеченного Лизой хлеба с дешевым сыром и запили этот нехитрый обед горьким, как яд, кофе, который сварили в жестянке на костре. Глаза у Джо слипались, и он прикидывал, как бы улизнуть в кусты и слегка вздремнуть.

Самюэл, опустившись на колени в кучу песка, рассматривал поломанные и развороченные лопасти бура. Как раз, когда Гамильтоны собирались сделать перерыв и пообедать, они наткнулись на глубине тридцати футов на что-то непонятное, искромсавшее бур, словно он был не из стали, а из свинца. Самюэл поскоблил обломанный резец перочинным ножом и вгляделся в крошки, упавшие ему па ладонь. Глаза его засияли детским восторгом. Он пересыпал крошки в руку Тома.

— Посмотри, сынок. Как по-твоему, что это?

Джо лениво поднялся со своего места возле палатки и тоже подошел посмотреть. Том внимательно изучал кусочки породы, лежавшие у него на ладони.

— Не знаю, но что-то очень твердое, — сказал он. Алмаз… вряд ли алмазы такие большие не бывают. Скорее похоже на металл. Может, там паровоз закопан?

Самюэл засмеялся.

— И ведь на какой глубине! — с восхищением воскликнул он. — Тридцать футов!

— Похоже на инструментальную сталь, — заметил Том. — У нас даже нечем поцарапать, чтобы проверишь. Только тут он увидел мечтательный восторг в глазах отца, и от радостного предвкушения его пронизала дрожь. Дети Самюэла любили, когда отец давал разгуляться воображению. В такие минуты им открывался мир, полный чудес.

— Говоришь, металл, — сказал Самюэл. — Думаешь, сталь. Том, я сейчас попробую угадать, а потом отправим в лабораторию и тогда посмотрим, прав я или нет. Итак, моя гипотеза — слушай и запоминай. Я думаю, в состав этого вещества входит никель и, может быть, серебро, а также углерод и марганец. Как бы я хотел вытащить эту штуку наверх. Она лежит в морском песке. Ведь в скважине как раз пошел слой морского песка.

— Постой, — озадаченно сказал Том. — И никель, и серебро… Тогда что там, по-твоему?

— Произошло это, должно быть, много тысяч лет тому назад, — начал Самюэл, и сыновья поняли, что отец мысленно видит то, о чем рассказывает. Возможно, кругом была вода… возможно, здесь было море и над ним с криками носились птицы. И если это событие случилось ночью, то зрелище, наверно, было удивительно красивое. Сначала блеснула короткая вспышка, потом она вытянулась в длинный луч, луч превратился в сноп ослепительного света и длинной дугой прочертил небеса. Потом вода взметнулась фонтаном, а над ним выросло, как гриб, огромное облако пара. В тот миг, когда море взорвалось, с неба на землю обрушился пронзительный оглушительный рев. А вслед за тем опять наступила ночь, и после того ослепительного света она казалась еще чернее. Постепенно стало видно, как из глубины вод всплывает, отливая серебром, мертвая рыба, и птицы с криками слетаются на пир. Только представьте себе, до чего грустная и прекрасная картина… Верно?

Как всегда, он сумел рассказать так, что они словно увидели все воочию.

— Значит, ты думаешь, это метеорит? — тихо спросил Том.

— Да, и анализ должен это подтвердить.

— Тогда давайте его выкопаем! — возбужденно предложил Джо.

— Ты и выкопай, Джо, а мы будем бурить колодец.

Лицо у Тома стало серьезным.

— Если анализ покажет достаточное содержание никеля и серебра, может, стоит заняться разработкой?

— Ты, сынок, весь в меня, — улыбнулся Самюэл. Мы же не знаем размеров метеорита. Может, он величиной с дом, а может, уместится в шапке.

— Но мы могли бы сделать пробные замеры.

— Могли бы, но только тайком и при условии, что все наши предположения мы пока оставим при себе.

— Почему? Что тут такого?

— Ты что же, Том, совсем не думаешь о матери? Ей, сынок, и так с нами несладко приходится. Она мне очень ясно дала понять, что если я потрачу на патенты еще хоть доллар, нам с вами небо с овчинку покажется. Пожалей ее! Подумай, какой для нее будет позор, когда ее спросят, чем мы занимаемся. Она ведь лгать не умеет. И должна будет сказать правду. Они выкапывают из земли звезду, скажет она. — Самюэл весело рассмеялся. Такого стыда ей не пережить. И уж она задаст нам перцу. На три месяца без пирогов оставит.

— Бур сквозь метеорит не пройдет, — сказал Том. Надо переносить колодец в другое место.

— Я заложу туда взрывчатку, — объяснил Самюэл. а уж если его и динамит не возьмет, тогда начнем бурить по новой. — Он поднялся на ноги. — Придется мне домой съездить: надо взрывчатку забрать и подточить бур. Давайте-ка, мальчики, поезжайте и вы со мной, устроим маме сюрприз — весь вечер будет готовить и ворчать, чтобы мы не догадались, как она рада нас видеть.

— Смотрите, кто-то сюда едет, — сказал Джо. И очень спешит.

Действительно, к ним двигался какой-то всадник: мчался он во весь опор, но посадка у него была странная — он мотался на лошади из стороны в сторону, трепыхаясь, будто связанная за ноги курица. Когда он подъехал ближе, они увидели, что это Ли: он взмахивал локтями, как крыльями, коса змеей извивалась в воздухе. Было непонятно, каким чудом он держится в седле, да еще и скачет галопом. Тяжело дыша, он натянул поводья и остановился.

— Мистел Адам говоли, твоя плиеззай! Мисси Кэти болей плохо — твоя плиеззай быстло! Хозяина оцепь клицать, оцень вопить…

— Подожди, Ли, — перебил его Самюэл, — Когда это началось?

— Моя думай, после завтлака. — Ладно. Успокойся, А как держится Адам? — Мистел Адам с ума сходи. Плакай… смейся… блевай.

— Ну еще бы, — усмехнулся Самюэл. — Молодые отцы все одинаковы. Я когда-то тоже так трясся. Том, снаряди-ка мне лошадь, будь добр.

Джо спросил:

— А что случилось?

— Как что? У миссис Траск роды начались. Я обещал Адаму, что помогу ей.