Под ивой стало совсем темно. Арон не знал, готов ли он задуматься над самым главным, и пока он колебался, оно прокралось в сознание.

Его мама жива! Не раз и не два он представлял себе, как она лежит в земле — спокойно, удобно, нетронутая тленом. Но оказывается, она жива, где-то ходит и говорит, руки ее движутся, и глаза у нее открыты. Его подхватила волна радости, и тут же накатилась печаль, и он испытал чувство невозвратимой ужасной утраты. Арон изо всех сил старался распутать паутину сомнений. Если мама жива, значит, папа врет. Если она жива, значит, умер он. Арон вслух и громко сказал самому себе: «Мама давно умерла. А похоронена она где-то на Востоке».

Из тьмы выплыло лицо Ли, и Арон услышал его негромкий мягкий говорок. Ли потрудился на славу. Он любил правду, любил любовью, доходящей до благоговения, и презирал ее противоположность — ложь. Он внушил мальчикам, что по незнанию человек может поверить неправде и сказать неправду — тогда это ошибка, заблуждение. Но если он знает правду, а говорит неправду, то его поступок достоин презрения и сам он тоже.

Арон слышал голос Ли: «Бывает, ложь хотят использовать во благо. Я не верю, что ложь способна сотворить добро. Чистая правда иногда причиняет острую боль, однако боль проходит, тогда как рана, нанесенная ложью, гноится и не заживает». Упорно и долго трудился Ли, чтобы сделать Арона средоточием и воплощением правды.

Арон стоял в темноте и тряс головой, стараясь избавиться от сомнений. «Если отец говорит неправду, значит, Ли тоже говорит неправду?» — думал он. Кто поможет, кто подскажет? Кейл, конечно, любит приврать, но по сравнению с Ли и его непререкаемостью Кейл всего-навсего выдумщик, обыкновенный выдумщик, а не обманщик. Арон чувствовал, что что-то должно умереть — либо его мать, либо весь его мир.

И тут вдруг перед ним блеснул ответ. Абра не соврала, она сказала только то, что слышала. И ее родители тоже только слышали от других, будто мать жива. Арон встал и вытеснил ее из сознания обратно в небытие, и запер дверь.

К ужину Арон опоздал. «Я был с Аброй», — коротко объяснил он. После ужина, когда Адам сидел в новом удобном кресле и читал «Салинасский вестник», он почувствовал, что кто-то прикоснулся к его плечу, и поднял голову.

— Ты что, Арон?

— Спокойной ночи, папа, — ответил тот.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Февраль в Салинасе обычно бывает сырой, промозглый, печальный. Об эту пору идут самые сильные и самые затяжные дожди, и река если поднимается, то поднимается как раз об эту пору. В феврале 1915 — го в Салинасе было полно воды.

Траски хорошо устроились в городке. Отбросив свои заумные бредни о книжкой лавке, Ли тоже обосновался здесь, в доме рядом с пекарней Рейно. На ферме он держал свои пожитки в бауле и сумках, потому что жил как на перекладных, постоянно собираясь куда-то уехать. Здесь же в первый раз за всю свою жизнь он свил себе собственное удобное и прочное гнездо.

Ли выбрал большую спальную комнату, расположенную у самой входной двери. Раньше он не тратил ни одного лишнего цента, потому что откладывал деньги на книжную лавку. Теперь он залез в сбережения, купил узкую жесткую кровать и письменный стол, заказал полки и расставил на них книги, приобрел пушистый ковер, а по стенам развесил гравюры. Неизвестно где раздобыл какую-то необыкновенную лампу и к ней удобное кресло с откидывающейся спинкой и съемными подушками. Под конец он даже потратился на пишущую машинку и начал учиться печатать.

Покончив со спартанским образом жизни, Ли принялся обновлять хозяйство Трасков, причем без всякого сопротивления со стороны Адама. В доме появилось электричество, газовая плита, телефон. Он без зазрения совести сорил чужими деньгами — новая мебель, ковры, газовый кипятильник, большой ледник. За короткое время дом Трасков стал едва ли не самым комфортабельным в Салинасе. Ли оправдывался перед Адамом:

— У вас куча денег. Зачем же отказывать себе в удовольствии?

— А я и не возражаю, — отвечал тот. — Только мне и самому хочется что-нибудь купить. Только не знаю, что.

— Почему бы не сходить в музыкальный магазин к Логану и не прицениться к граммофону?

— А что, схожу, — согласился Адам и приобрел виктролу фирмы «Виктор», высоченное, похожее на готический собор устройство, а потом частенько захаживал к Логану приобрести новые пластинки.

Век быстро подрастал и выталкивал Адама из его скорлупы. Он подписался на «Атлантический ежемесячник»и «Национальный географический журнал», вступил в местную масонскую ложу и всерьез подумывал о клубе «Сохатых». Новый ледник целиком завладел его воображением. Он купил книжку по холодильному делу и принялся штудировать ее.

Попросту говоря, Адам испытывал потребность занять себя. Он опоминался от долгого сна и жаждал деятельности.

— Займусь-ка я, пожалуй, бизнесом, — сказал он однажды Ли.

— С какой стати? У вас есть на что жить.

— Но мне хочется что-нибудь делать.

— Ну, тогда другое дело. А что именно делать — знаете? Не думаю, что из вас получится хороший бизнесмен.

— Почему?

— Так.

— Послушай, Ли, мне попалась одна статья — прочти ее. В ней рассказывается, как в Сибири откопали мамонта. Несколько тысячелетий пролежал во льду, а мясо, представь, не испортилось.

Ли улыбнулся.

— Вот что вам втемяшилось! Кстати, что у вас там в банках, которые в леднике?

— Так, пробую кое-что.

— Для будущего бизнеса? От некоторых банок плохо пахнет.

— Пришла мне в голову одна мыслишка. Никак не отвяжется. Понимаешь, я подумал, что, если продукт хорошо охладить, он дольше сохранится.

— Только, пожалуйста, никаких мамонтов в нашем леднике.

Если бы у Адама зарождалось много идей, как у Сэма Гамильтона, то они постепенно могли бы рассеяться, но ему в голову засела одна-единственная. Мамонт, замерзший в сибирских льдах, не шел из ума. В леднике появлялись все новые и новые банки с фруктами, всевозможными запеканками, с кусками сырого и вареного мяса. Он покупал все книги про микробов, которые ему попадались, и начал заказывать журналы, печатавшие научно-популярные статьи. Как всякий увлеченный одной идеей, Адам стал одержим ею.

В Салинасе работала фабрика по производству льда, фабрика небольшая, но ее продукции хватало на то, чтобы обеспечить льдом несколько кафе, где подавали мороженое, и десяток-другой жителей, обзаведшихся заводскими ледниками. Запряженные лошадьми фургоны со льдом каждый день объезжали город.

Адам стал наведываться на фабрику, сделался там своим человеком и скоро начал носить в холодильные камеры свои банки. Он горевал, что нет в живых Сэма Гамильтона и ему не с кем обсудить, как лучше замораживать продукты. Сэм быстро вник бы в дело.

Адам думал именно о Сэме, когда, идучи раз дождливым деньком с фабрики, увидел Уилла Гамильтона. Тот направлялся в закусочную при Торговом доме Эббота. Адам тоже зашел туда и стал рядом с ним у стойки.

— Заглянул бы к нам, поужинаем все вместе.

— Я бы с удовольствием, — сказал Уилл. — Понимаете, мне сейчас одно дельце провернуть надо. Если быстро освобожусь, забегу. Что-нибудь важное?

— Как сказать… — Я тут над одной штукой думаю, хотел посоветоваться.

Почти все деловые начинания в округе рано или поздно попадали в поле зрения Уилла Гамильтона. Уилл мог уклониться от приглашения под любым благовидным предлогом, однако он знал, что Адам Траск богатый человек. Хорошая идея — это замечательно, но вот когда идея подкрепляется наличными еще лучше.

— Уж не подумываете ли отдать ферму за приличную цену?

— Да нет, мальчишки привязаны к ней, особенно Кейл. Так что пока подержу.

— А то я бы мог подыскать хорошего покупателя.

— Я ее в аренду сдал, налоги как раз покрывает. Не буду сейчас продавать.

— Если к ужину не успею, загляну попозже, — пообещал Уилл.

Уилл Гамильтон был весьма основательный деловой человек. Никто в точности не знал, где он только приложил руку, а где греб полными пригоршнями, однако слыл он малым ловким и с деньгами. У него не было постоянной области приложения сил, зато вид он напускал чрезвычайно занятой, так как считал это лучшей тактикой в бизнесе. Уилл поужинал у Эббота один и, выждав положенное время, вышел на Центральный проспект, завернул в переулок и позвонил у дома Адама Траска.