— Сам-то ты не помалкиваешь.

Ли переменил тему.

— Не пойму, почему Абра к нам не заходит. Ни разу не была.

— Зачем ей теперь приходить.

— Нет, на нее это не похоже. Тут что-то другое. Ты ее видел?

— Я же сказал — видел! — хмуро бросил Кейл. — Ты, похоже, тоже тронулся. Три раза с ней заговаривал. Ничего слышать не желает. Уходит и все.

— Тут что-то не то. Она же хорошая женщина, настоящая.

— Девчонка она, вот кто, — возразил Кейл. — Смешно называть девчонку женщиной.

— Ошибаешься, Кейл, — проникновенно сказал Ли. Некоторые с самого рождения женщины. Абра красива, как взрослая женщина, она смелая, сильная… и умная. Все прекрасно понимает, на вещи смотрит трезво. Давай спорить, что она по пустякам волноваться не станет, не зловредная и не ломака — разве что из кокетства поломается немного.

— Высоко же ты ее ставишь.

— Да, высоко, и потому думаю, что сама она не перестала бы навещать нас, — сказал Ли и добавил: — Соскучился я по ней. Попроси ее зайти ко мне. — Уходит она, я же сказал. — А ты догони. Скажи, что я скучаю и хочу ее видеть.

— Вернемся к разговору об отцовских глазах? — спросил Кейл.

— Не стоит.

— Может, поговорим об Ароне?

— Тоже не стоит.

Все переменки на следующий день Абра была среди подруг, и, лишь выйдя из школы после занятий, Кейл увидел, что она идет домой одна. У ближайшего угла он свернул на параллельную улицу, обежал квартал и, рассчитав время, выскочил из переулка как раз перед идущей Аброй.

— Привет, — сказал он.

— Привет. Значит, мне не показалось, что ты сзади крадешься.

— Не показалось. Я квартал обежал, чтобы подкараулить тебя. Поговорить надо.

Абра внимательно посмотрела на Кейла.

— Если поговорить, то зачем бегать и караулить?

— Я же в школе хотел поговорить, но ты не соизволила.

— Ты был не в духе. Не люблю разговаривать, когда человек не в духе.

— Откуда ты знаешь, что я был не в духе?

— По лицу было видно, по походке. Вот сейчас ты в духе.

— Да, в духе.

— Ты не хочешь взять мои книги? — улыбнулась Абра.

У Кейла сразу отлегло от сердца.

— Ну, ясное дело, — заторопился он. Сунув стопку книг под мышку, Кейл зашагал рядом с Аброй. — Ли просил передать, чтобы ты зашла повидаться.

— Правда? — оживилась она. — Скажи, обязательно приду. Как отец?

— Так себе. Глаза беспокоят.

Они шли молча, потом Кейл не выдержал и спросил:

— Об Ароне знаешь?

— Знаю, — откликнулась она и добавила: — Открой мой дневник на второй странице.

Кейл вытащил из стопки учебников дневник. Внутри была вложена простенькая открытка. На ней было нацарапано: «Дорогая Абра! Я как в грязи вывалялся. Совсем не пара тебе. Ты ни в чем не виновата. Нахожусь в армии. К отцу не ходи. Прощай, Арон». Кейл захлопнул дневник.

— Сукин сын! — пробормотал он.

— Что ты сказал?

— Ничего.

— Я все равно слышала.

— Ты знаешь, почему он уехал?

— Нет. Хотя если подумать… как дважды два сходится. Но я не хочу гадать. Я пока не готова… то есть, если ты сам не захочешь сказать.

Неожиданно Кейл спросил:

— Абра, ты… ты меня очень не любишь?

— Это ты меня недолюбливаешь. Только не знаю, за что.

— Я… Боюсь я тебя.

— Боишься? Неужели я такая страшная?

— Знаешь, сколько я тебе гадостей делал. И вдобавок ты невеста моего брата.

— Какие гадости? И вовсе я не невеста.

— Хорошо, я скажу. — В тоне Кейла звучала горечь. — Только учти, ты сама попросила… Наша мать была проститутка. Она держала в нашем городе публичный дом. Я давно об этом узнал. В День благодарения я повел туда Арона, чтобы он полюбовался на свою мамочку. Я…

— Ну, а он что? — взволнованно перебила его Абра.

— Он? Распсиховался весь. Стал на нее орать. Потом, когда мы вышли, сшиб меня на землю и убежал. Наша дорогая матушка наложила на себя руки, а отец… с ним что-то странное происходит… Ну вот, теперь ты все обо мне знаешь. Теперь имеешь полное право не знаться со мной.

— Теперь я его понимаю, — произнесла она задумчиво.

— Кого, Арона?

— Да.

— Он был хороший… Нет, почему был? Он и сейчас хороший. Добрый, неиспорченный, не то что я.

Они шли медленно и молчали. Потом Абра совсем остановилась, остановился и Кейл, в она посмотрела ему прямо в лицо.

— Кейл, а я ведь давным-давно про твою мать знаю.

— Откуда?

— Мои родители об этом разговаривали. Они думали, что я сплю, а я все слышала. Кейл, я хочу тебе что-то сказать. Мне трудно говорить про это, но молчать еще труднее. Лучше сказать. Я уже не маленькая девочка, какой была совсем недавно. Я стала взрослой. Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Ну, смотри. Теперь самое трудное… Мне надо было это раньше сказать… Я разлюбила Арона.

— Разлюбила? Почему?

— Я очень старалась разобраться… Когда мы были маленькие, мы с ним придумали красивую сказку и начали жить в этой сказке. Потом я подросла и поняла, что мне нужно что-то другое, настоящее, а не придуманное.

— Но ведь…

— Подожди, дай мне досказать. Я переменилась, а Арон так и остался, каким был. Не повзрослел. Может, он вообще никогда не станет по-настоящему взрослым. Ему нравился этот придуманный мир, в нем все так, как он хочет. Он даже подумать не смел, что у сказки может быть другой конец.

— А ты?

— А я не хочу терпеливо дожидаться, как и что получится из этой сказки. Я хочу жить взаправдашней жизнью. Понимаешь, Кейл, мы с ним разные, настолько разные, что почти чужие. Мы цеплялись за сказку по привычке. Но я больше не верю в красивые сказки.

— Что же будет с Ароном?

— Он всегда старался, чтобы получилось, как он хочет. Ради этого готов все вверх дном перевернуть.

Кейл стоял, уставившись в землю.

— Ты мне не веришь? — спросила Абра.

— Разобраться пытаюсь.

— Понимаешь, ребенку кажется, что он центр Вселенной. Все, что делается вокруг, делается для него одного. Другие люди в его глазах просто куклы, с которыми он играет. Но когда ребенок подрастает, он начинает сравнивать себя с другими, узнает себе цену, находит свое место в мире. Начинает понимать, что не только люди что-то должны ему, но и он должен людям. Это гораздо труднее, зато справедливее. Я рада, что ты рассказал мне про Арона.

— Рада?

— Да, рада. Теперь я убедилась, что была права. Узнать плохое про собственную мать — это удар. Арон не перенес удара, потому что он разрушил придуманную им сказку. А другого, реального мира он не хочет знать. Вот он и перевернул все вверх дном, все поломал. Он и меня поломал, когда объявил, что хочет быть священником.

— Это надо обмозговать, — проговорил Кейл.

— Давай сюда мои книги, — сказала Абра. — И передай Ли, что я приду. Я теперь свободна. Мне тоже надо кое-что обмозговать. Знаешь, Кейл, мне кажется, я тебя люблю.

— Я нехороший.

— Именно за то, что ты нехороший, — Кейл не чуял под собой ног.

— Она завтра придет! — с порога крикнул он Ли.

— Что-то ты взбудоражился, — ответил тот.

В дом Абра вошла на цыпочках. В прихожей прокралась вдоль стены, где не скрипел пол, хотела было подняться к себе по устланной ковром лестнице, но передумала и пошла в кухню.

— Пришла, — встретила ее мать. — Подзадержалась.

— Надо было остаться после уроков. Как отец, лучше?

— Думаю, что да.

— Что доктор сказал?

— То же самое, что вначале, — переутомление. Ему нужен отдых.

— По его виду не скажешь, что переутомился.

Мать открыла ящик, вынула три картофелины и положила их в раковину.

— Отец очень стойкий человек, дорогая. Никогда не пожалуется на здоровье. Зато я хороша, могла бы и догадаться. Столько сил отдавал на помощь фронту, и это не считая собственной работы. Доктор говорит, что такой человек может сразу слечь.

— Можно, я загляну к нему?